Мелодия на два голоса [сборник] - Анатолий Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как жалко несчастных родителей, у которых такая дочь!
Анюта защитила подругу:
— Ты бы на себя лучше посмотрел со стороны.
Это его не обидело. Анюта была чудо, всякое ее слово полно таинственного смысла. Ежеминутно разгадывать этот смысл, выискивать иносказание в обыкновенных фразах было мучительным наслаждением, впервые им изведанным. Федор, разумеется, в свои девятнадцать лет считал, что, слава богу, достаточно повидал и изучил женщин, знает и понимает их лучше, чем они себя сами. Все их повадки и хитрости ему известны досконально. С Анютой, правда, вышла небольшая осечка. Впрочем, осечки бывали у него и прежде. Как-то так получалось, что накопленный им богатый теоретический опыт мало помогал в прямых контактах со слабым полом. Но те, другие осечки не вышибали из колеи и нимало не поколебали его веры в себя. Знакомство с Анютой поубавило в нем самоуверенно-спі и до крайности утомило. Между ними еще не было ни одного путного разговора. Дважды Федор подкарауливал ее после работы, но оба раза она появлялась под руку с подругой-кассиршей. Федор им даже не показался. Он полегоньку, но верно сходил с ума в бреду первой любви.
Наконец, когда хвост у прилавка вытянулся до дверей, возникла Анюта. Она сразу заметила Федора и небрежно ему кивнула, не взглянув на кассиршу. Это было необычным и добрым знаком. Уж не поссорились ли подружки? Похоже, очень похоже, как это он сразу не сообразил. Ведь и кассирша на сей раз не кривлялась и не строила рожи, как обычно; вообще никак на появление обожателя не отреагировала. У Федора вспотели ладони от одной мысли, что вдруг именно он причина их ссоры. Парень с удовольствием следил за работой Анюты. Покупатели отлетали от нее, как шрапнель. И все ублаженные, умиротворенные. Даже те, кому не досталось любимых таблеток. Отлетали все, кроме пионера. Пионер оказался очень настырным. Он долго заикался, прежде чем сумел выговорить название нужного ему лекарства. Анюта растолковала, что такого лекарства в аптеке нет, но есть такие-то и такие-то заменители. Пионер собрался с мыслями и спросил: «Что такое заменители?» После этого они с Анютой стали пристально разглядывать друг друга. Анюта сказала с доброжелательно-снисходительной усмешкой: «Это лекарства аналогичного ряда, мальчик». — «А они хуже или лучше?» Пионера подталкивали с боков, и он, чтобы крепче стоять, ухватился руками за прилавок. «Они не хуже и не лучше. Они действуют одинаково, мальчик!» Пионер, держась за прилавок, опять надолго задумался. Потом спросил: «Зачем же их по-разному называют, если они одинаковые?» Очередь зароптала. Анюта брала чеки у тех, кто стоял следом за мальчиком, а на него больше не обращала внимания. Но, видя, что он не собирается уходить и вроде бы готов захныкать, она вернулась к нему. «Так что, будешь брать? Решай скорее!» — «Боюсь дать промашку!» — глубокомысленно ответил мальчуган. Федор восхитился его упорством, но в то же время испытал желание взять пионера за шиворот, подвести к двери и дать ему такого подзатыльника, чтобы он птицей долетел до другой аптеки. Все же пионер не рискнул покупать заменитель и ушел, нахмуренный и полный дум. Очередь рассосалась. Анюта осталась одна. Пауза могла быть очень короткой.
— Ты сегодня что вечером делаешь? — спросил Федор.
— Буду заниматься.
— Чем?
— Через три недели экзамены в институт.
— Ты собираешься в институт? — почему-то удивился Федор. — И в какой?
— В медицинский, конечно.
Она разговаривала с ним доверительно и спокойно, гордое лицо ее было близко, Федор молил бога, чтобы никто не подоспел, не помешал, не разорвал тонкую ниточку искренности, протянувшуюся между ними. Он должен быть остроумен и точен в этот решающий момент. Сейчас надо сказать что-нибудь такое, что… Анюта покосилась на кассиршу и не выдержала, фыркнула. От осветившей ее лицо улыбки девушка стала еще прекрасней. Федор беспомощно оглянулся. Кассирша состроила такую омерзительную гримасу, каких он раньше в жизни не видел. При этом в упоении подняла кверху большой палец, сообщая подруге свое мнение по поводу подвалившего кавалера, то есть Федора. Обе покатывались со смеху, и Федор тоже немного с ними посмеялся за компанию.
— Ей бы надо идти на подмостки сцены, — заметил он. — Зря она здесь талант губит.
— Клава хорошая. Ты не злись. Она юморная.
Юноша воспрянул духом.
— Давай вечером встретимся, Анюта!
— Я же сказала, что буду заниматься.
— Мне надо с тобой поговорить.
— Говори здесь.
Подошел мужчина и купил клизму и анальгин. Потом еще кто-то, еще… Федор отвернулся к окну, делал вид, что разглядывает прохожих. Он рад бы был незаметно уйти, но и этого не мог. Прирос к полу. Глупо, тошно.
Наконец Анюта опять одна.
— Наверное, скоро куда-нибудь уеду, — сказал Федор. — Завербуюсь на край света.
— Правильно: «А я еду, а я еду за туманом». Там большие деньги можно заработать.
В ее голосе полное равнодушие к его судьбе.
— Мне деньги не нужны. У меня все есть. Аппаратуру недавно купил классную. Хочешь, вечером послушаем?
— Завидую!
— Чему?
— Что тебе деньги не нужны. Редкий ты человек, Федя!
И тут он бухнул:
— Понимаешь, Анюта, я ведь в тебя влюбился. Мне теперь хоть в прорубь головой.
Анюта недоверчиво хмыкнула, обернулась за подмогой к подруге, но та как раз колдовала над кассой.
— Ты прямо чудной какой-то, Федя.
— Не прогоняй меня!
— Я тебя не прогоняю. Но у меня правда скоро экзамены. Понимаешь, как это важно?
Опять покупатели. Опять Федор стоял, нелепо отвернувшись к окну. Ему показалось, что он заболевает — тело налилось нехорошим жаром, в висках тяжесть, как при высокой температуре.
— У тебя кто-нибудь есть, Анюта?
Девушка вспыхнула.
— Я обязана отчитываться?!
Федор обиженно заморгал, шевельнул губами и вдруг понял, что может сейчас разреветься у всех на виду. Тогда — точка. Тогда — никаких надежд. Одно утешение будет, что дылда-кассирша, скорее всего, лопнет от смеха.
— Я все равно буду к тебе приходить, — сказал он устало. — Мне деваться некуда.
Анюта собралась что-то ответить, помешали покупатели. Федор ушел, честно отстояв свою вахту. «Конечно, кто-то у нее есть, — думал он. — Студентишко какой-нибудь. Такая девушка одна не заскучает. На нее смотреть — и то балдеешь. Даже старые мымры на нее не скрипят… Узнать бы, кто он. Но зачем? Узнаю — и что? Легче будет? Узнать-то недолго… Но лучше уж не знать. Хоть надежда какая-то».
Федор побродил по улицам, пораскинул еще умишком и пришел к выводу, что ничего ему с Анютой не светит ни в близком, ни в далеком будущем. Сумерки опустились на его жизнь, беспросветные сумерки.
Вечером заглянул лучший друг и товарищ Петюня Горелов, бывший одноклассник, ныне водитель третьего класса. Слушать обычный Петюнин треп было невыносимо. Но ничего не оставалось делать, кроме как слушать. С батей Федор теперь цапался по сто раз в день, с матерью вовсе не разговаривал. Если отшить и Петюню, не с кем будет перекинуться словцом. Друг и товарищ яростно и долго ругал завгара, который его обидел; излив душу, щелкнул тумблером мага и начал «ловить кайф», задрав ноги на журнальный столик и дымя сигаретой. Петюня был в школе гордостью учителя физкультуры, победитель районных олимпиад. «Ловить кайф» под музыку было его любимым занятием. Федор крепко дружил с Петюней, но презирал его за крохоборство и дремучесть. За все время их дружбы Петюня раскошелился, может быть, на одну кружку пива и столько же прочитал книжек. Но это все не значило, что с Петюней не о чем было разговаривать. Как раз он был остроумный, находчивый и высокоэрудированный собеседник. Девушкам он нравился, и они частенько предпочитали его Федору. Девушки любили Петюню, конечно, не только за его интеллект, но и за то, что он был росточком под метр девяносто. За рост Федор тоже уважал друга. С ним хорошо было ходить на танцплощадку.
— Эй, Федюнчик! — спохватился Петюня. — А чего это мы тут торчим? На воле прекрасно, ветра нету. Не пора ли на променад?
— Куда?
— Как куда? Я вчера с Томкой договорился, она двух телок приведет. Томка сказала, что у одной в хате одних ковров и обстановки на мильон. Во бы склеиться!
— С кем склеиться, с обстановкой?
Петюня поглядел на друга внимательно и с осуждением.
— Ага! — сказал он. — Опять у аптекарши околачивался. Туман в очах, и листья падают.
Федор поморщился.
— Да ты рыло-то не вороти, я же к тебе с чистым сердцем. Ты чего? Помнишь, в прошлом году я сам в клинч вошел с этой… ну, помнишь, кудрявенькая такая. О, как страдал! Чуть сдуру не женился. Точно! А после, как отрезало. И у тебя так будет. — Тут Петюня выпучил глаза, как он всегда делал, прежде чем высказать необыкновенную мысль. — Нас, мужиков, на мякине покупают. У женщины всегда свой интерес, который с нашим не совпадает. Ей надо обязательно тебя в капкан поймать и ногу прищемить побольнее. Тогда она счастлива.